Только живи… пожалуйста! – чувствуя, как немеют руки, она гладила слипшийся от крови ежик волос и пыталась заглянуть в темную бездну глаз, холодея от того, что уже ничего нельзя исправить. Серая мгла окутала их, и только море яростно лизало острые камни, совершенно не сочувствуя распростертой над безжизненным телом скорбной фигурке женщины. И это был сон. Страшный сон, от которого кажется невозможно проснуться…
Тридцать лет назад
Она повернулась у стене и закрыла уши, чтобы не слышать надсадного младенческого плача, который не оставлял ее на минуту.
— Слушай, ну посмотри хотя бы на сына. Он же есть хочет! – Крепенькая розовощекая медсестричка настойчиво совала ей кулек в сером больничном одеяльце. И, поняв бесполезность попыток, растерянно обернулась к врачу.
— Да что же она так …
— Напишет отказ, — спокойно сказала врач. – Не она первая…
Анжела стиснула зубы и крепко зажмурилась, пытаясь зарыться в подушку. Она не должна ЕГО видеть. Город огромный, страшный. А тебе всего двадцать. Куда этот сверток, что пищит, как котенок? В общежитие? Комендантша ясно сказала: с дитем не возвращайся, не пансионат тебе здесь. Мамка точно прогонит, да и стыд какой – в подоле принести. Деревня, она не простит, заклюет.
В театре, куда она устроилась костюмером, люди были хорошие, интересные. Особенно любимчик публики, довольно известный актер. Валера всегда главные роли играл. Вот и с ней в «сыграл», хотя в отцы ей годился. А как «последствия» появились, так знать ничего не знаю, реши проблему сама. Она сильнее натянула на себя одеяло и, тихо застонала.
Один раз Анжела все-таки глянула на стучащее ножками беспомощное существо и поразилась большому родимому пятну на плечике сына – точно такое было и у нее с самого рождения. На секунду вспыхнуло сожаление: такой беспомощный, родная кровь… «Нельзя!», — властно прозвучало в голове.
Утром следующего дня она покидала больницу под серым
моросящим дождем. Бумаги подписаны и назад дороги нет. Но Анжела и не
догадывалась, какие сюрпризы приготовила ей жизнь…
Наше время
Солнышко высветило золотые кудри девушки, задержалась
на розовой мочке и скользнуло по нежному личику.
Баронесса Анжелика Доригони ласково погладила дочь:
— Вставай, милая, с днем рождения!
Если бы тогда, много лет назад, кто-нибудь сказал бы
Анжеле, что будет она жить в Италии, в красивом курортном городке и даже
обзаведется титулом, сочла бы предсказателя безумцем. Но Судьба хитро раскинула
карты, и убегающая от себя Анжела, побывавшая к тому времени и в Польше, и три
года продержавшаяся на рыболовецком сейнере, познакомилась со своим Витторио в
захудалом северном аэропорту, где он оказался совершенно случайно. И увез он
тогда ее в Италию. Уже не ту наивную девчонку, а битую жизнью молодую женщину.
Ее не смутила большая разница в возрасте. Как истинный итальянец, Витторио был романтичен, очарователен и незлоблив. Да еще барон, правда, совсем обедневший, что давало ему повод постоянно подшучивать над своим титулом. Тем не менее, супруги держали небольшой отель и кафе, жили в хорошем доме. И еще эта чудесная и веселая итальянская семья! Из дядей, тетей, братьев… Нет, она определенно всем сердцем полюбила Италию.
У них долго не было детей. В маленьком православном храме было почти пусто. Как же Анжела каялась за содеяное, как просила икону «матушки Богородицы» дать ей ребеночка! И ее услышали. В положенный срок Анжела родила прелестную девочку, которая сегодня, даже не верится, празднует свое восемнадцатилетние.
Вздохнув, она
подумала о сыне. В последнее время он так часто ей снился… Уже и на исповедь
ходила к своему духовнику, не помогло. Она сама удивлялась своим чувствам.
Столько лет дремало все, какой ценой она заставила себя не вспоминать, не
думать. И тут словно открылся ящик Пандоры, и прошлое снова властно напомнило о
себе.
Пусть ругает, говорит что хочет — лишь бы найти и посмотреть. Только глянуть как тогда, в роддоме.
— Мам, ты какая-то грустная. — Дочь с тревогой посмотрела на нее. – Сердце болит?
— Ты мое сердечко! – она притянула дочь к себе и поцеловала в теплую макушку. – Собирайся, именинница. Сегодня большой день!
***
Через неделю после празднования дня рождения дочери синьора
Доригони летела в знакомый город. В родную деревню заезжать не планировала.
Мать давно умерла, а брат совсем чужой.
Утром, выходя из гостиницы, Анжела окинула себя придирчивым взглядом. Темное платье сидело как влитое, и только нитка редкого жемчуга оттеняла его кажущуюся простоту. Золотистые волосы мягкими кудрями спадали на спину, в уголке изогнутых губ застыла горькая складочка, и Анжела знала ей цену. «Пятьдесят уже, но все еще хороша», — равнодушно подумала она, хотя в другой момент залюбовалась бы своим отражением.
Она взяла напрокат машину, и поехала в роддом, рассматривая так плохо обошедшийся с ней город. И едва узнавала его, удивляясь тому, как он изменился.
Баронессу Доригони уже ждали. Но в заведующей Анжела с
изумлением узнала ту самую медсестричку, которая так настойчиво уговаривала ее
посмотреть на сынишку. Только больше она не была похожа на куколку.
— Ты?! – узнала она ее сразу. – Баронесса? Совесть не заела?
— Заела. – Коротко сказала Анжела. И расплакалась.
Она не хотела ей ничего говорить, но после волшебного
«я заплачу» сдалась:
-И чтобы никому! Никогда!
В пыльном архиве она нашла нужную папку и ткнула
пухлым пальцем с ярким маникюром в один-единственный листик:
Вот, смотри: Александр Иванович Черныш. Это потому,
что волосики у него черненькие были. Попал в дом ребенка номер три. А дальше….
Его и усыновить могли.
В доме ребенка она узнала, что Сашу Черныша перевели в
дом-интернат, Она помчалась туда, но там ей категорически отказались давать
информацию. В отчаянии, она спускалась вниз по широкой лестнице, как неопрятная
пожилая женщина, мывшая пол, поманила ее.
— Кого ищешь?
— Сашу Черныша, — с надеждой сказала Анжела.
— Сашку-спортсмена что ли? Приезжал тут недавно на встречу выпускников.
— Где он? Что с ним? – схватила ее за руку Анжела.
— А денежку дашь – скажу, — хитро подмигнула уборщица. Пятьсот долларов. Что пятьсот? Анжела бы и тысячу дала, только бы знать.
— Старуха шустро схватила деньги:
— Он как вышел он из нашего заведения, так в армию загремел. Потом учился в институте на спортсмена. А сейчас физкультурником работает в санатории для богатеньких. Как его… Якорь… Парус! Только далеко этот санаторий, в Сочи.
— Спасибо! – крикнула Анжела, как девочка сбегая по лестнице. Мысленно она уже заказывала путевку в сочинский «Парус».
***
Санаторий был шикарный, куда там их маленькому отелю в
Италии! Огромный парк, белоснежный фонтан… Но Анжеле было не до красот. Первым
делом она записалась на занятия по фитнесу.
— Не пожалеете, — сказала ей девушка на ресепшене. — Наш тренер уж такой красавчик! Только гордый слишком, разбаловали его.
Еле сдерживая волнение, Анжела зашла в зал. Там уже собрались барышни и дамы. Вот он! Коротко стриженые темные волосы, темные глаза, волевой подбородок. Открытая футболка и… большое родимое пятно неопределенной формы, такое же, как у нее. Сын!
Вот уже три дня она занималась фитнесом с Сашей индивидуально. Он подшучивал над ней, называя своей «прекрасной сеньорой». Он крепко поддерживал ее. Кровь! Родная кровь.
Постепенно они почти подружились. Саша был как
шкатулка, которую ей миллиметр за миллиметром приходилось открывать. Он стал с
ней проще, откровеннее, и она увидела, что сын, несмотря на повышенное внимание
женского пола, бесконечно одинок.
— Александр, а вы женаты?– спросила как-то она.
— Был. Дочка уже в школу ходит, — сказал он.
«Я бабушка!», — ударило ей в голову. Но она ничем постаралась себя не выдать. Только фотографию показать попросила. И поняла, что внучка похожа на нее.
— Я же детдомовский, — горько улыбнулся он. — Не умеем мы строить семьи. Мать меня бросила в роддоме. Пьянчужка, наверное, была.
Я в детстве книжки любил читать, астрономией увлекался. Ботаник, в общем. Били меня пацаны нещадно. Ну, я в бокс и пошел. Даже на соревнования ездил. А знаете что, — неожиданно предложил он, — давайте вечером прогуляемся по городу.
Набережная сияла огнями и бурлила людским потоком.
Зато в кафе было спокойно, играла тихая музыка.
— А вы правда настоящая баронесса? – спросил Саша.
-Только по мужу. — улыбнулась Анжела. – Я в деревне родилась, в Беларуси.
— Значит, мы земляки! – засмеялся Саша. – Вот тогда бояться стали. А знаете, давайте я денег с вас за занятия больше не буду брать!
— Не бери, — лениво согласилась она.
Они снова побрели по берегу. Набережная закончилась,
огни остались позади, а под ногами зашуршала галька. И только нескончаемый
парапет отделял их от невидимой рукой раскиданных камней.
Неожиданно Саша остановился:
— Вы такая красивая! Здесь много разных женщин, я часто с ними… несерьезно. Ну, дарят иногда деньги, вещи красивые… Но вы другая, особенная.
Он шагнул к ней…
— Нет! – Закричала она. – Нет! Нельзя!
— Почему? Потому что я, обслуга, а ты вся такая из Италии?
— Да потому что я та, что бросила тебя в роддоме. — Она плакала, размазывая по лицу слезы. — Я та пьянчужка, что лишила тебя детства! На, смотри! — Она с силой рванула рукав платья – Смотри, вот родимое пятно. У тебя такое же. Я искала тебя… долго.
— Нет… он попятился – Нет… это не ты… ты не можешь.. Когда я прятал хлебные корочки под подушку и боялся праздников, когда любую тетю звал мамой, ты в своей Италии … Уходи! Приехала тут! Мне никто не нужен.
Саша перескочил через парапет, но ноги его
подогнулись, и он рухнул вниз на острые камни, которые яростно лизало море.
***
Только живи… пожалуйста! – молила она, чувствуя, как у нее останавливается дыхание и от ужаса немеют руки.
Вдалеке послышалась спасительная сирена «скорой». Сашин
взгляд стал осмысленным из глаз исчезла бездонная пустая ночь.
-Мама? – прошептал он.